Всё это было давным-давно, в те времена, когда мою бабушку Нюру звали Анюткой и у неё была своя бабушка. А у бабушки – дедушка. Дело было в маленькой уютной квартирке в доме на углу, возле сквера, где вместе с Анюткой, помимо Бабушки с Дедушкой, жили Мама с Папой и брат с сестрой – Двойняшки-не-разлей-вода. Анютке, самой младшей в этой большой семье, едва исполнилось четыре года, когда в один прекрасный день Мама принесла домой внушительных размеров коробку с надписью «осторожно: стекло» и водрузила её на круглый обеденный стол. Семья собралась вокруг и завороженно смотрела на Маму, а Мама – на семью и загадочно улыбалась.
– Вот что я достала! – наконец-то сказала довольная Мама и начала распаковывать покупку.
– Ну доставай, раз достала! – пошутил Папа и принялся помогать Маме.
Это был чайный сервиз: шесть чайных пар, заварной чайник, сахарница, большое блюдо под вкусности и ещё одна чашечка чуть меньшего, чем остальные, размера, но с двумя ручками и без блюдца, предназначавшаяся, вероятнее всего, под варенье. Посуда заняла почти весь стол. Чайный сервиз был прекрасен. Тончайший фарфор украшали нежно-сиреневые фиалки на тонких стебельках с резными зелёными листиками.
– Ой! Неужели новая посуда! Старый-то сервиз уже весь побит! – обрадовалась Бабушка.
– Ух ты! Добытчица ты моя! – с гордостью проголосил Папа.
– Эх! А давайте пить чай! – хлопнул в ладоши Дед.
– Ура! С конфетами! – одновременно закричали и запрыгали, взявшись за руки, Двойняшки.
– Ах… Какая класота! – восхищённо пролепетала Анютка, которая ещё не выговаривала всех звуков. Она словно зачарованная не сводила глаз с фарфоровых фиалок.
Кухня моментально наполнилась звоном, бульканьем и смехом – все начали готовиться к чаепитию! И вскоре семья уселась за накрытый новой белоснежной скатертью стол.
Замечали ли вы, дорогие читатели, что в семьях, где любит пить чай, царит лад? Обедают ведь почти в каждом доме. И ужинают тоже. Это можно делать молча, не глядя друг другу в глаза, и даже в разных комнатах. Но наслаждаться вишнёвым пирогом, припудренным сахаром, или вкушать нежнейший «Наполеон» можно только в хорошей компании с отличным настроением. Без сомнения, дом, где на столе хотя бы в раз в неделю появляются красивые чашки и разные вкусности, – счастливый дом. Именно таким казался в этот день и Анюткин дом – счастливым и доброжелательным, настоящим семейным очагом, местом, где все любили и принимали друг друга.
Теперь, когда напротив каждого члена семьи стояла великолепная фарфоровая пара – чашка на блюдечке, семья выглядела невероятно дружной. Но вот незадача: сервиз-то рассчитан на шесть персон, а членов семьи – семь. Как же быть?! Неужели кто-то останется без новой чашечки и будет пить чай из старой кружки?!
Выход из ситуации быстро нашла Бабушка:
– Наша маленькая Анютка может пить чай вот из этой чашечки с двумя ручками, а варенье мы переложим в хрустальную вазочку!
– О-о-о! Две ручки – это так удобно! – отметил Дед.
– Кстати, Анечка, посмотри-ка: эта чашечка вся усыпана фиалками, а на других их только по три, – заметила Мама.
– И на ней ещё и зелёная каёмочка, а на других чашках такой нет, – отметил Папа.
– Мы тоже хотим такую!!! Почему ей лучше, чем нам? Мы тоже хотим с двумя ручками и без блюдца! – в голос возмущённо-притворно завопили Двойняшки, подмигивая друг другу: они радовались, что им достались нормальные чашки и блюдца без изъянов.
– Я соглясна, – ласково пролепетала Анютка и как-то по-взрослому улыбнулась всем, – давайте узе пить сяй.
***
Всю долгую холодную зиму на кухне маленькой квартирки в доме на углу, возле сквера, чашки частенько мелодично позвякивали и завораживали всех своим великолепием. Фарфоровый сервиз с фиалками доставали из буфета по выходным и праздникам. Глаз радовали шесть чайных пар, сахарница, заварной чайник, большое блюдо, в которое горкой умащались разные вкусности, и ещё одна маленькая чашечка с двумя ручками, усыпанная фиалками. Фарфор гордо стоял на столе и украшал белоснежную скатерть.
Но если хоть на минуту, дорогие читатели, в кухне повисла бы тишина, то стало бы слышно, как посуда переговаривается! Чайные пары, одинаковые как внутри, так и снаружи, очень подружились между собой и обожали посплетничать о чайнике, большом блюде и сахарнице и высокомерно потешились над одинокой маленькой чашечкой с двумя ручками.
– Пузатый-то опять важничает! Нос задрал! Думает, он главный тут!
– Ничего подобного: убери одну из нас – и сервиза не будет. Мы, чашки, здесь главные! Дзынь!
– А сахарница-то какая напыщенная! Возомнила, что без её сахара чай невкусный! Будто других сластей на столе нет! Ха-ха!
– А посмотрите на блюдо: его из-под пирога и не видно-то! Что оно там есть – что нет! Кто-нибудь когда-нибудь видел его фиалки? Разве что в мойке посудная губка! Хи-хи-хи! Может, у него весь рисунок уже стёрся?!
– Подруги, а вы видели эту, с двумя ручками?! Она, говорят, вовсе и не чашка! Вот конфуз-то!
– Ей вообще не место рядом с нами! У неё даже и блюдца-то нет! Как это ужасно!
– И ещё она вся усыпана фиалками! Фи! Какая безвкусица!
– Мы – эталон красоты и изящества! Тем более наше мнение верное, поскольку нас большинство.
И одинаковые, словно близнецы, тонкой работы чашки продолжали болтать и позвякивать. Затихали они, лишь заслышав свисток большого блестящего чайника с кипятком – тогда чайные пары становились по стойке смирно и уже не смели и звякнуть.
***
Накрывали на стол в маленькой квартирке в доме на углу, что возле сквера, как всегда, все вместе.
Мама доставала сервиз: шесть чайных пар, сахарницу, заварной чайник, большое блюдо под вкусности и ещё одну чашечку – с двумя ручками и зеленой каёмочкой.
Папа заваривал чай и потом с важным видом разливал заварку по чашкам.
Бабушка раскладывала на блюдо заранее купленные по случаю или собственноручно испечённые сласти.
Дед тем временем докладывал в сахарницу кубики рафинада – он любил, чтобы горкой было.
Анюткиной задачей было достать десертные ложечки. Теперь она делала это шустро. А вот в день, когда сервиз впервые появился в их доме, ящик со столовыми приборами находился лишь на уровне её носика, и девочка отодвигала его с трудом, вставая на цыпочки. Тогда она умела считать только до пяти, поэтому шестая ложка была вновь под номером один, а седьмая – второй.
Двойняшки во время подготовки к чаепитию чаще всего весело бегали вокруг стола, хохотали над им одним лишь понятными шутками, болтали на своём выдуманном языке, наводя счастливый и беззаботный хаос на кухне, и всех поторапливали тысячами вопросов: «Уже готово?», «Уже скоро?», «Ну как там?» Между тем их задачей было раздать салфетки и достать из холодильника мёд, лимон и варенье. Это за любимых внучат делала Бабушка.
Но вот стол готов. Ароматный чёрный байховый чай заварен – можно разливать по чашкам. Папа берётся за работу, приговаривая: «Средней крепости чай с лимоном и двумя кубикам сахара – Маме. Такой, чтоб обжигаться, и с парой ложечек смородинового варенья – Папе. Чай холодный, но послаще – Двойняшкам-хохотушкам. Нашей Бабушке – добавим мёда, а Дедуле – сливки. А вот Анютка любит тёпленький чаёк с вишневым сиропом».
– Сюствуете: всюду пахнет летом и садом? Класота-а-а… – восхищалась Анютка и делала очередной глоточек вишнёвого чая.
– Фантазерка растёт, – улыбался Дед.
– Смотри, чтобы пчела тебя не ужалила! Вон, смотри, прям из сада летит! Жжжжж! – подтрунивали Двойняшки.
И все хохотали, а Анютка настороженно оглядывалась по сторонам и уже готова была отмахиваться от пчелиного роя.
– Доверчивая… Это мешает в жизни, – то ли грустно, то ли разочарованно констатировал папа.
– Смотри, муха! – продолжали кричать Двойняшки.
Девочка вздрагивала. Но, чтобы побороть страх и нападки домочадцев, начинала напевать себе под нос. Все за столом смеялись. Весело позвякивал фарфор. Только Анютка грустила. Грустила по лету и саду. И ещё её огорчало то, что нельзя петь за столом – «плохая манера», говорила Мама. Да и вообще петь – «пустое дело», так говорил Папа. Огорчало, что Двойняшки-не-разлей-вода всегда её дразнят, а гулять с собой не берут… А ведь Анютка знает так много интересных игр!
Но больше всего расстраивало девочку, что в семье не любили музыку: никто не напевал в ду’ше или делая уборку, никто не умел играть на инструментах, никто даже магнитофон не включал, считая всё это «сущей ерундой», «неоправданной глупостью», «безделицей» и «праздным времяпровождением».
– Ничего, – сказал как-то Папа, глядя на младшую дочь весьма серьёзно, – в школу пойдёт – перестанет в облаках витать.
– Папоська, а песенки в сколе поют? Я петь люблю и сосинять их могу. Вот послусайте! – Анютка вмиг всклочила на стул и затянула нежную мелодию, держа перед собой чашечку за обе ручки. Двойняшки прыснули со смеху. Бабушка с Дедом умилённо заулыбались. Папа же резко развернул газету, а Мама принялась прибирать стол и строго сказала:
– Дети! Марш за уроки! А ты, композитор, допивай чай и доедай свой кусок пирога. А то всё чаепитие промечтала!
Анютка молча доедала свой пирог, запивала его вишневым чаем, а в голове у неё играла минорная музыка.
– Спасибо, сясеська! Ты такая класивая! И у тебя самый вкусный сяй!
– Дзынь, – ответила чашечка, – дзынь-ля-фа!
***
Оказавшись в мойке после своей основной работы, чашки весело переговаривались и хихикали – они обожали купаться, и предвкушая это, очень любили похвалиться друг перед другом успехами своих хозяев.
– Слышали-слышали?!А мой-то сегодня пятёрку по физике получил! Космонавтом будет, поверьте мне! – хвасталась первая чашка.
– А моя в школьном саду яблони окапывала! Агрономом станет, клянусь своей фарфоровой ручкой! – гордо заявляла другая чашка.
– Это что! Моего вот в должности повысили – теперь он старший конструктор! И на дачу мы уже на автомобиле поедем! На новом! – подхватывала третья чашка.
– А моя заказала путёвки на море! Я как услыхала, чуть от счастья не лопнула! Значит, и у нас в июле отпуск будет: постои-и-м себе в буфете, поболта-а-ем с блюдцами! – мечтательно произнесла четвертая чашка.
– А старый-то в новых очках! Заметили?! Всё теперь видит! Всё замечает! От газет не оторвёшь!– радовалась пятая чашка.
– Кстати, бабуля проговорилась, что новый рецепт пирога в журнале вычитала. В воскресенье печь и всех угощать будет. Большое чаепитие, друзья, намечается! Надо не подкачать! – анонсировала шестая чашка.
– А Анютка песенку сочинила про дождик. Такая мелодичная… – раздался тоненький голосок чашечки с двумя ручками.
– Ерунда какая эти песенки! Их и так уж много сложено! Нужно науку продвигать! – подытожила папина чашка.
И все чайные пары согласились.
Тут пришла Мама и обдала посуду пеной и водой, смыв остатки чая и ненужные споры.
***
А между тем Анютка росла. Сразу после рождественских каникул, по рекомендации воспитателя детского сада, где девочка всё время пела, мама определила-таки дочку в музыкальную школу. Из-за больших Анюткиных успехов в маленькой квартирке в доме на углу, что возле сквера, теперь всё чаще звучала музыка. А вскоре в гостиной появилось фортепиано. Его звуки разносились всюду и наполняли комнаты особой атмосферой. Бабушка с Дедушкой в такт покачивались в своих креслах, когда Анютка разучивала новое произведение. Со временем и Папа перестал затыкать уши – уж больно ладная была музыка. Мама заметила, что от Моцарта у неё прекращалась мигрень, и стала иногда просить дочку поиграть эту «волшебную» музыку.
А вот Двойняшки, несмотря на успехи младшей сестренки, никак не принимали это её увлечение – считали звуки клавиш треньканьем, фортепиано – деревяшкой, а саму сестру – странной. И по-прежнему, даже во время семейного чаепития, Двойняшки продолжали подразнить Анютку.
– Ля-ля-соль, ты – фасоль! До-ми-си, ты – селёдка иваси! – напевали Двойняшки, качаясь на стульях и хохоча во всё горло.
Поскольку взрослые обожали и задорный смех, и самих Двойняшек, то никто их не останавливал. Взрослые принимали всё это за детскую игру, не замечая, что она была совсем не по душе задумчивой и никогда не жалующийся Анютке.
Но однажды Двойняшки так развеселились за столом, что ударились чашками, и те разлетелись вдребезги! Анютка зажмурилась… В кухне повисла тишина. Мама, громко хлопнув дверью, ушла к себе в комнату. За ней, сердито посмотрев на Двойняшек, влипших от испуга в свои стулья, последовал и Папа. Дед спрятался за газету. Бабушка замела осколки и молча вымыла остатки сервиза.
Посуда в тот день в мойке не звенела.
***
В следующее воскресенье сервиз не доставали. Мама уехала в долгую командировку. А Папа по ней скучал. Межсезонье – так он называл свою печаль и засиживался допоздна на кухне. А однажды после ужина Папа так загрустил, что решил налить себе чаю в фарфоровую чашку, но она на этот раз не выдержала крутого кипятка и… лопнула. Папе на мгновение показалось, что трещина пробежала по его сердцу, расколов его надвое. К счастью, это была только чашка. Крепкий чай разлился по белоснежной скатерти, оставив на ней огромное желтоватое пятно замысловатой формы.
Так не стало ещё одной фарфоровой чашки.
***
Тем временем в сквере напротив дома зацвела черёмуха. В разгаре был май. Мама вернулась из командировки. Папина грусть испарилась. Анютка продолжала занятия музыкой. Двойняшки нехотя дохаживали в школу последние дни перед летними каникулами. А Бабушка с Дедом засобиралась на дачу.
Бабуля уложила в сумки всё самое необходимое, в том числе две фарфоровые пары, и достала с подоконников рассаду, посаженную ещё зимой. Дедушка выгнал из гаража свою «ласточку». И со словами «ждём вас в деревне» старики «полетели» за город.
На следующий день Бабушка позвонила и сообщила, что дела на даче идут отлично, только вот чайные пары довезти не удалось – в пути, видать, из-за местного бездорожья тонкий фарфор разбился. В этот момент, держа телефон в левой руке, правой мама наливала себе чай в последнюю уцелевшую фиалковую чашечку. От неожиданности Мама всплеснула руками: «Как разбился?!» Трубка упала прямо на чашку. Неприятная новость отколола на ней ручку.
Плохая примета: держать битую посуду в доме. Мама это знала и выбросила осколки в мусорное ведро.
***
Много позже для чаепитий по выходным купили новые чашки. Не фарфоровые и без фиалок, но крупный красный горох на белом стекле пришёлся всем по душе. Потом они как-то незаметно сменились высокими кружечками с голубой каемкой, а ещё позже – широкими чашками с алыми маками. И только Анютка всё детство пила чай из своей чашечки, усыпанной фиалками и с двумя ручками, – одной-единственной, оставшейся от прекрасного фарфорового сервиза. Одинокой и неповторимой. Не прохожей на других. Уникальной. Самобытной. Не такой, как все. Как и сама девочка, которая выросла и всё-таки стала известным музыкантом и композитором, несмотря на то, что в её семье все считали музыкальное дарование «сущей ерундой» и «безделицей».
И вот спустя много лет родители-пенсионеры и уже повзрослевшие брат с сестрой (кстати, совладельцы собственной компании) время от времени стали приходить на концерты Анютки. Сидя в первом ряду, они громко аплодируют и гордятся своей успешной родственницей. Двойняшкам неловко, что прежде они посмеивались над младшей сестрёнкой. И за общим столом в родительском доме они уже не подтрунивают над ней, а наоборот, с интересом расспрашивают Анютку про её гастрольные концерты, проходящие по всему миру.
Кстати, в маленькой квартирке в доме напротив сквера теперь новый сервиз. Точнее, набор именных чашек, непохожих одна на другую, хоть и исполненных в едином стиле. Для каждого члена семьи – своя, индивидуальная. Так решила Мама, а Папа её поддержал. Наверняка и Бабушке с Дедом такая идея понравилась бы…
***
Что же стало с той самой уцелевшей чашечкой, спросите вы, мои читатели. Она так и осталась в нашем доме как символ стремления к своей цели, как знак самобытности, уникальности и счастливой непохожести на других. Моя бабушка Нюра, та самая девочка Анютка, сберегла её и как-то за чаем рассказала мне всю эту историю. Оказалось, долгое время фиалковая чашечка с двумя ручками стояла на её письменном столе. Уже повзрослевшая Анютка любила ставить в чашечку букетики, собранные в сквере у дома. Позже баба Нюра посадила в чашечку анютины глазки, так похожие на лесные фиалки.
Любимый бабушкин цветок в фарфоровой чашечке с двумя ручками и сейчас стоит на фортепиано в нашем доме. По воскресеньям, сразу после большого семейного чаепития, я его поливаю.
